«Люди восприимчивы к любой мистике». Феномен якутского кино
В столице Иркутской области прошел Байкальский межрегиональный кинофестиваль, конкурсную программу которого составили игровые и документальные киноработы местных авторов и начинающих режиссеров из других регионов.
Триумфатор прошлогоднего Московского международного кинофестиваля, режиссер из Якутии Эдуард Новиков приехал в Иркутск судить конкурсантов, а заодно рассказал корреспонденту сайта Сибирь.Реалии, почему его последний фильм «Царь-птица» на якутском языке понимают и принимают в самых разных странах даже без титров и почему самые разные люди сегодня готовы поверить в любую мистику.
– Как вы оцениваете результаты конкурса и решение жюри? Все по справедливости было?
– Да, первый приз мы единодушно отдали фильму Николая Яковлева «Мой свет», хорошая документальная лента, по всем классическим канонам снята. Хотя выбор был большой — свыше 40 киноработ из Иркутской области, Бурятии, Якутии, Забайкалья и Красноярского края. Тем не менее, наиболее полно и глубоко языком кино образ главного героя, вернее героини, раскрыл Яковлев. Он, как и многие ребята-режиссеры из Иркутска, — студент иркутского филиала ВГИК. Хочу заметить, что вообще в Иркутске сейчас развивается именно документальное кино. В Якутии больше игровым интересуются, больше заработать стараются. А кино должно и какие-то глубокие проблемы поднимать, чего у нас пока не хватает.
– Режиссеру, который, как вы, снимает авторское кино, трудно сегодня приходится?
– К сожалению, да. Я вот с 2002 года работаю в государственной национальной кинокомпании «Саха-фильм», но помимо этого есть частная студия, где я сам снимаю и сам же монтирую. А при работе в документальном кино я и как оператор работаю. Экономия… И крановщиком, кем только не работал на кинопроектах. Случалось и халтурить — свадьбы снимать, юбилеи, рекламу. Все-таки семья, надо кормить. Сейчас у меня чуть улучшилась ситуация. Но без «халтуры» в нашем деле мало кто выживает.
– При этом именно Якутия лидирует среди всех российских регионов по количеству кинопродукции. Как это удается, чем можно объяснить этот бум якутского кино?
– В основном тем, что зрители на наши фильмы ходят, то есть спасает прокат. Мы же поэтому и снимаем в основном на родном, якутском языке. Народ хочет ходить в кинотеатры на фильмы на якутском языке. То ли какая-то рефлексия, национальное самосознание, то ли еще что… Но заинтересованность в национальном кино точно есть. Сейчас молодые ребята в Якутии умудряются даже блокбастеры снимать. К примеру, в прошлом году картина под названием «Агент Мамбо» рекорд своеобразный поставила — 15 миллионов рублей фильм собрал по кинотеатрам. Это только в Якутии. На большой российский кинорынок или зарубежный мы не вышли, но амбиции есть. Это в будущем, конечно, но прогресс заметен — еще лет пять назад в республике выпускали ленты любительского уровня, а сейчас появились качественные картины. И зритель стал требовательнее, и сами производители стали профессиональнее.
– На стоимости производства фильмов это отразилось? Сколько в среднем тратится на создание полного метра?
– Меньше 5 миллионов рублей точно. На съемки «Царь-птицы» ушло около трех [миллионов рублей]. На кинофестивалях меня постоянно переспрашивали, мол, точно не в долларах? Не верили. Но, во-первых, у нас там мало актеров, он камерный. Выигрывает за счет актерского мастерства и драматургии. Во-вторых, снимали на фотоаппарат Sony Alpha. Для Якутии это обычное дело, почти все так и снимают. Хотелось чего-то более профессионального, но это то, что было на тот момент на «Саха-фильме»: специально арендовать чересчур дорого. Кстати, была из-за этой экономии своя сложность при совмещении кадров с орлицей, которые снимали в Киргизии, где нашли беркучи (охотник с орлами), и съемками в Якутии, которые делали с хромакеем — не хватило битрейта. В итоге ряд кадров с компьютерной графикой мне до сих пор кажется не очень хорошо порезанным, будем дорабатывать. Снимали бы мы на профессиональные цифровые камеры — Red или ALEXA — этой сложности не было бы, — говорит Эдуард Новиков
Главные герои картины — старик Микиппэр и его жена Оппуос — доживают дни в глухой тайге Якутии в 30-е годы прошлого века. Однажды в начале зимы, в несвойственное птицам время, к ним прилетает орел, прогнать его не смеют, так как орел — священная для якутов птица, и вынуждены всю зиму подкармливать, чтобы орел не нападал на скот. Шаман объясняет это небесной карой за то, что в молодости старик прогнал орлицу, не дал свить гнездо. В Рождество орел проникает в дом и занимает почетное место на полке с иконами, что старик воспринимает как прощение. Люди и птица начинают жить в одном доме вместе, когда спокойствие нарушают герои нового времени — молодые красногвардейцы.
– Работа с непрофессиональным актером — это осознанный выбор или тоже своего рода экономия?
– Я, конечно, хотел профессионалов привлекать, но некоторые актеры отказались. Степан Петров — актер непрофессиональный, всю жизнь работал водителем, потом в деревнях играл комичные роли, но он согласился, да и по фактуре подошел идеально. А актриса в фильме — Зоя Попова — профессионал, работает в Якутском драматическом театре имени Ойунского. Актерского дефицита особого нет, сейчас в республиканском филиале Щепкинского театрального училища уже четвертое поколение ребят учится.
Просто я сам пытаюсь выбрать такие истории, чтобы было мало актеров. Это также связано с финансированием — всем платить надо. Если денег нет, то остается выбирать истории, где мало актеров и мало локаций.
– Помимо финансовых и кадровых проблем в Якутии ведь еще приходится работать в суровом климате, как с этим справляетесь?
– Со съемками в морозы проблемы огромные. И зима у нас длинная. Многие только в короткое лето стараются снимать. Есть, конечно, те, кто в –50° снимает: тогда в ход идут кофры, сухие грелки, аккумуляторы, которые крепятся прямо к телу. Сцены на улице и в павильоне строго разносятся по разным дням, потому что с мороза камера в помещении сразу покрывается инеем. Если вышел на улицу, то снимаешь до упора, а при серьезном минусе это не очень долго. Каждый раз камеру укутывают и оставляют до следующего дня. Я так не рискую. Возможно, поэтому в «Царь-птице» есть у меня ощущение, что мало холода. Мы ведь специально запланировали съемки на март — в Якутии еще холодно, но морозы уже не лютые. А в тот год, как назло, весна случилась ранняя, в марте уже снег начал таять. В итоге пришлось ускориться до 10 съемочных дней, снимать рано по утрам. И вся группа таскала снег на точку съемки — все, и режиссер, и оператор, и актеры. А что делать? У нас же нет по десятку художников-постановщиков, как на других картинах.
Еще одна проблема якутского кино — сценаристов мало. Конечно, пишущие ребята есть, но… Мне повезло: давно дружу и работаю с писателем Сергеем Ермолаевым, по пьесе которого снимал и свой дипломный фильм — философскую притчу «Бог». Он с радостью согласился адаптировать рассказ якутского писателя Василия Васильевича Яковлева «Со мною состарившаяся лиственница», превратить его в сценарий.
– При этом вы согласились снимать «Царь-птицу» бесплатно — съемки шли за вашу зарплату на «Саха-фильме», так?
– Да. Но и это большая удача. Предыдущий директор студии не соглашался даже на этих условиях. Им развлекательные фильмы нужны были. И по большому счету никто в картину не верил. Я много лет пытался сам деньги найти, не нашел. Скорее всего, из меня плохой продюсер. Нужен человек с другим духом, наверное. Я же просто ходил с краткой версией сценария, и люди не понимали. А потом вон как выстрелило — мировому кинозрителю наш фольклор оказался очень интересен.
Мне грустно от того, что у нас в Якутии существует множество легенд интересных, на основе которых много хороших сценариев можно написать и снять ленты мирового уровня, но местным продюсерам они неинтересны. Какая-то уверенность у меня появилась после фестивалей, что наши легенды на мировом рынке будут востребованы. Но для этого надо хороший продукт снять, на хорошей камере, с хорошим постпродакшеном.
Я почему еще так уверенно говорю — к нам лет 10 назад приезжала из Франции съемочная группа проекта «Волк». Это чисто французская лента, а тема-то наша, северная. Из Парижа в Якутию приехать! Сколько разрешений, сколько денег вливали! (французская кинокомпания МС4 привезла в Томпонский улус в Якутию 12 дрессированных волков и одну собаку для съемок фильма «Волк» про жизнь в стойбище эвенов-оленеводов; для того, чтобы снимать в Якутии, французам пришлось представить таможенникам специальное экспортное разрешение. — С.Р)
– Они это сделали для картинки?
– Из-за локации, я эту картинку видел. Здорово сняли. Даже удивился, сам живя в Якутии, такая природа у нас! А нашим это все не понравилось. Потому что работы местным не досталось, даже главные актеры были не наши. Наши-то подходят больше, но они из Франции специально везли азиатов, тайцев, что ли.
– Очень странно.
– Это не странно, это правила французской кинематографии. Допустим, их проект выигрывает грант, и тогда по их законам (очень хорошим, на мой взгляд), если французская кинематография снимает, то и актеры должны быть гражданами этой страны. Вышло очень дорого, они еще и на кинопленке сняли. Ну, европейцы-то умеют деньги считать, на ветер их не бросают, это все равно окупилось, наверное, или окупится. А мы, живя здесь, на своем материале не можем снять. Что, не можем так, как французы, снимать? Можем!
Природа наша очень востребована у кинематографистов всего мира — вот в 16-м году в Якутию приезжала болгарская команда, сняли фильм «Ага» (драма о столкновении жизни инуитов-оленеводов и цивилизации режиссера Милко Лазарова, 2018 год, производство Болгарии, Франции и Германии). В этом году они эту ленту от Болгарии в кандидаты на «Оскар» выдвинули. Они снимали наших актеров, и наши ребята на съемках активно помогали. Сейчас этот фильм по миру ходит, по фестивалям, побеждает.
– Обидно, что на вашей теме имя делают иностранные кинематографисты?
– Это не обидно — пускай снимают. Обидно, что наши почти не снимают. В наших местах и на основе нашего фольклора. Все боимся, заинтересует или нет? А у них такого нет.
– Боятся, что не заинтересует иностранцев или что не поймут?
– Что не поймут. Просто интерес к экзотике — тоже не очень хорошо. Экзотика быстро надоедает. Но в основе фольклора — не экзотика, а истории, понятные любым народам. Плюс надо качественно снимать, конечно.
– Даже в вашем фильме ставка не на экзотику, а на архетипичную историю (старик со старухой и их «внуки»), которая всем понятна и без перевода немногочисленных слов на якутском.
– Заметьте, не всякое столкновение разных верований, поколений приводит в этой истории к уничтожению одной из них. В жизни стариков изначально мирно уживались друг с другом православие и вера народа саха: у них стоят на почетном месте иконы, они празднуют Рождество и при этом не чужды язычеству — зовут шамана при появлении проблемы с орлом и искренне верят, что появление когтистой птицы «не к добру». Когда за пределами их маленького мира происходят войны, революции, меняются жизни многих народов, приходит новая религия, они и к ней пытаются приспособиться: когда к старикам приезжают комсомольцы, они быстренько прячут икону, вытаскивают, только когда те уезжают. Но в финале — да, их символ веры убивает один из красногвардейцев
Еще я думал, что орел у многих народов есть в мифологии как священная птица. Поэтому орел как символ веры понятен многим народам, и это должно волновать, наверное. Поэтому и по фестивалям хорошо прошла картина, история вроде бы простая и глубокая. Правда, мне не понравилось, что ее многие критики воспринимают буквально — мол, ругаешь советскую власть, раз у тебя в конце фильма красноармеец убивает орла, символ веры стариков. Значит, советская власть плохая! А ведь это просто исторический контекст, и все старое, включая веру и ее символы, уничтожают любые новые революционеры.
Журналисты и критики часто пытаются усмотреть то, что я в фильм не закладывал. Например, однажды спросили, означает ли значок с двуглавым орлом на костюме шамана образ российской империи или герб Российской Федерации. А мы и не сразу заметили-то этого орла: просто реконструировали специально для фильма настоящий костюм якутского шамана. Двуглавый орел у них означает силу.
– Вы идею «Царь-птицы» вынашивали несколько лет, наверняка у вас есть заветная история для следующей картины.
– Да. У нас с Ермолаевым есть одна идея проекта о появлении православных миссионеров в Якутии, на основе рассказа Николая Лескова «На краю света». В то время Якутия была в составе Иркутской губернии (считай, я сейчас в свою столицу приехал). Интересно, как первые миссионеры из Иркутска ехали в наши края, к язычникам, с христианской, православной верой. В этой теме мне и самому интересно разобраться, сам удивляюсь, почему именно православие выбрали, почему не буддизм или ислам?
Но в наше время существует опасность. Постоянно разные люди и инстанции жалуются на оскорбление чувств верующих. Очень боюсь, что подумают, мол, православие показал плохим. В рассказе, напротив, есть какое-то единение религий, вера-то одна. Я сам не православный, с точки зрения язычника смотрю на эту историю: родился в советское время, 1971 год; школьником верил в коммунизм, что скоро коммунизм наступит и все будет хорошо. И тут вдруг 90-е годы, все провалилось… Поэтому ощущение какой-то пустоты возникло, и не только у меня. У людей есть потребность возврата к разным религиям и идеям, которые в свое время советская власть выбросила. После перестройки, можно сказать, большая часть жителей Якутии обратилась к язычеству. К примеру, сейчас в республике празднуют Ысыах, праздник лета.
– Как вы относитесь к современным шаманам?
– Несмотря на прерванный в советское время процесс передачи опыта шаманами отдельного рода, мне кажется, удалось какие-то знания сохранить. Но на фоне массового увлечения этим появилось и немало лжешаманов.
– А что думаете об Александре Габышеве — настоящий ли он шаман?
– Сомневаюсь. Насколько я знаю, через процесс пробуждения, когда шаман узнает о своем предназначении через болезнь или другие несчастья, он не проходил. Это ведь большая ответственность, которую нормальный человек желал бы избежать, — ни семьи, ни возможности чем-то иным в жизни заниматься. И еще тот момент, что много политики в его истории, меня сильно настораживает. Как-то фальшиво звучит.
Но отклик людей на его призыв, движение — вот это, безусловно, настоящее. Что он означает? Конечно, зерно истины в словах Габышева есть — несменяемость власти, задержания на мирных митингах, это все нехорошо. Но также этот отклик говорит о том, что люди стали очень восприимчивы к любой мистике: хотят, чтобы чудесным образом все плохое исправилось, но сами для этого ничего менять не хотят, и сами меняться тоже.
Автор: Мария Чернова
Источник: